Я ее на всю жизнь запомнил: рыжие волосы, цветастый шарф, хорошо за тридцать, рассчиталась наличными. Я пообещал мистеру Муни, что найду эту гадину и все отработаю. Даже прогуливал школу, прочесывая улицы. Но когда не знаешь имени и адреса, трудно найти женщину в Нью-Йорке. Мистер Муни приказал мне идти в клетку и закрыть глаза. Я здорово струсил. А когда услышал, как поворачивается ключ в замке, понял, что попал.
Лестницы внутри не было – до книг я добраться не мог: нельзя прийти в Лувр и чмокнуть Мону Лизу. Телефона тоже не было, как и солнечного света, и ночной тьмы. А были лишь собственные мысли, гудение кондиционера и кусок холодной пиццы с таким же холодным кофе раз в день (пар от горячего вреден для старых книг). Я потерял счет дням и ночам. Мистер Муни хотел, чтобы я усвоил урок. И я его усвоил.
Выпустил он меня 14 сентября 2001 года, через три дня после падения башен-близнецов. Я вернулся в совершенно другой мир. Мистер Муни сказал, что отец уверен, будто я погиб.
– Ты свободен, Джозеф, – сказал мистер Муни. – Будь умницей.
Домой я возвращаться не стал. С утра до ночи искал воровку. В те дни все кого-то искали. Город был переполнен объявлениями о пропавших без вести. Я даже подумывал научиться рисовать и оклеить окрестности портретом той гадины. Можно было притвориться, что она моя мать. Конечно, я так никого и не нашел и решил, что она погибла под завалами. Карма. Правда, временами мне кажется, что всё с ней в порядке и она живет себе где-нибудь и читает мою книгу.
Когда звенит дверной колокольчик, я расставляю книги на полках. И жду тебя. Ты написала своим подружкам, что собираешь зайти прямо с утра. Твой телефон у меня, и ты не из тех, кто устанавливает четырехзначный пароль или блокирует доступ при потере. Я просмотрел все сообщения в электронной почте и не забыл пометить новые как непрочитанные. Обожаю Wi-Fi, обожаю технологии. Мне даже не надо выглядывать из-за стеллажа, я знаю, что там – ты. Спасибо твоему телефону, Бек. Я прочитал не только свежие сообщения, но и архив. Оказывается, эсэмэскам ты предпочитаешь электронную почту, потому что «письма можно хранить сколько угодно, можно задать поиск по любому слову и увидеть, кому, когда писала его и зачем». Подружки смирились с этой твоей причудой (какие умнички!). Теперь я и вправду знаю о тебе всё. Я переполнен тобой: твоими сообщениями, планами в календаре, неопубликованными личными заметками, рецептами и занятиями. Недостатков у тебя много, но они исправимы. Обещаю, ты тоже скоро узнаешь меня поближе. Прямо сегодня. Ты уже здесь.
– Сейчас иду! – кричу я, будто не знаю, что там ты. Поднимаюсь по лесенке на самый верх и смотрю на тебя поверх стеллажа. Ты в клетчатом свитере и в гольфах. Специально для меня наряжалась, точно. В руке – розовый пакет.
– Поезд, поезд номер ноль, – напеваю я, ты смеешься. Я умею произвести впечатление, когда есть время подготовиться. – Как дела?
Спускаюсь, чтобы обнять тебя, и ты не отстраняешься. Мы отлично подходим друг другу. Ты прижимаешься ко мне, и я могу задушить тебя в своих объятиях или держать так всю жизнь, но предусмотрительно отстраняюсь первым. Современные девицы, чьи основные инстинкты задавлены журналами и телевизором, не способны сразу оценить сильные чувства.
– Я кое-что тебе принесла, – воркуешь ты.
– Нет…
– Да.
– Не стоило.
– Стоило! Ты меня спас.
Мы идем к кассе, и я знаю почему. Ты хочешь меня. Прямо здесь. Если б мы остались среди книг, я прижал бы тебя к стеллажу и подарил бы свой подарок. Захожу за прилавок и сажусь, как планировал: откидываюсь на спинку, руки за голову, ноги на стол. Синяя футболка слегка приподнимается, обнажая узкую полоску мышц (чтобы тебе было о чем помечтать).
– Показывай, что там у тебя, малышка.
Ты кладешь пакет на прилавок. Я опускаю ноги и наклоняюсь вперед, почти касаясь тебя, чтобы ты почувствовала мой парфюм. Он тебе точно понравится: вы с Чаной с ума сходили по одному бармену, который пользовался таким. Я купил его специально для тебя.
Открываю подарок – твой подарок мне. Это «Код да Винчи» на итальянском. Ты хлопаешь и смеешься. Мне нравится твой восторг. Он гораздо органичнее, чем твои рассказы. Ты – не писательница. Ты – дарительница.
– Открой!
– Я не знаю итальянского.
– Кое-что ты сможешь прочитать.
Принимаюсь листать. Ты рассчитывала не на это – выхватываешь книгу и роняешь на прилавок.
– В начале!
Открываю.
– А!
– Читай!
Вот твой подарок – на форзаце черной ручкой:
Поезд, поезд номер нольНа нью-йоркской окружной,Если пьяная девица свалится на рельсы –Хватай, хватай, хватай.
Читаю вслух. Ты сама просишь тебя «хватать» – вот оно, доказательство, черным по белому, с подписью (значит, можно, не опасаясь, назвать тебя по имени).
– Спасибо, Джиневра.
– Мое имя – Бек.
Я поднимаю книгу.
– Джиневра тоже.
Ты сдаешься, киваешь.
– Если хочешь, пожалуйста…
Бейджик остался внизу. Ты делаешь вид, что не помнишь моего имени, я подыгрываю:
– Джо. Голдберг.
– Пожалуйста, Джо Голдберг. Глупо как-то: пришла тебя благодарить, а сама говорю «пожалуйста»…
– Знаешь, – начинаю я, как репетировал, – раз уж мы живы и здоровы, и никто не распевает дурацких песен, и ты принесла мне охрененный подарок – правда, крутой, потому что чего-чего, а Дэна Брауна на итальянском у нас здесь точно нет…
– Я заметила, – киваешь ты, подмигиваешь и слегка наклоняешься ближе.
Поглубже вдыхаю: пришло время сделать шаг.
– Давай сходим куда-нибудь.
– С радостью, – откликаешься ты. Скрещиваешь руки, в глаза не смотришь, время и место не предлагаешь.
Все становится ясно, будто фотография проявляется в темной комнате: ты не написала свой номер в книге, подарила автора, про которого мы шутили, а не того, которого оба ценим, и на шее у тебя, похоже, засос, пусть и крошечный, но все же. Бенджи ты купила Полу Фокс, мне – Дэна Брауна.
– Просто, – бормочешь ты, – я так и не нашла телефон, и новый еще не купила. Сложно что-то планировать.
– Понятно.
Я утыкаюсь в компьютер и начинаю анализировать: ты много писала подружкам про то, как я спас тебя, и ни слова про то, как ты запала на меня и как делала вид, будто не можешь вспомнить, где мы встречались. Не рассказывала Линн и Чане, как мечтала обо мне, обнимая ядовито-зеленую подушку, какой взволнованной и смущенной выглядела в такси. А ведь ты так была поглощена мной, что даже потеряла телефон, Бек. Помнишь?
Молчание затягивается, надо что-то сказать.